Главная

Автор: Дмитрий Бочков, Томск
Дата публикации: (07.06.2024)
Фотографии

Света Белова
Джеты-Огузское ущелье заслуженно считается одним из красивейших в прииссыккулье. Пройдя тёмные рощи могучих тяньшанских елей попадаешь на роскошные зеленые луга. Стадо молодых бычков, завидев путешественника, угрожающе несётся вниз и останавливается в нескольких метрах от предмета любопытства. Молча стоят и смотрят глупыми глазами. Выше над лугами ущелье выполаживается и становится шире. Много маленьких озёр, полянок с короткой травой, россыпью эдельвейсов, мелких голубых и желтых цветов. Ледник спускается прямо к озерцам и полянкам. Белоснежная Джетыогузская стена, нависающая над всем этим великолепием, завершает панораму.

Лагерь в ущелье Джеты-Огуз

Летом 1978 года Володя Бирюков организовал в ущелье спортивные сборы команды киргизского «Спартака». Там достаточно маршрутов, подходящих для альпинистов разной квалификации. Базовый лагерь поставили на зелёной поляне, там, куда дошла машина, верхний лагерь в живописном боковом ущелье Бай-тор. В ущелье весёлый киргиз по имени Кадырбек пас своё баранье стадо. Мы быстро подружились. Кадырбек часто к нам заезжал с кумысом. Володя Максимов привёз с собой мольберт и прочие причиндалы художника и писал подолгу. Были в команде несколько девушек, среди них хорошенькая Света Белова. Народ ходил на горы, отдыхал и снова ходил.

Володя Максимов творит

Всё шло по плану. Пришло время готовиться к главному восхождению сезона – первопрохождению на пик Армстронга 4909 м, ориентировочно 5Б категории трудности. Началом маршрута был длинный крутой ледовый склон, упирающийся в скальный бастион. Ранним утром начали обработку маршрута. Забили с десяток «морковок», вырубили несколько просторных лоханей и роскошные перила из 4 верёвок были готовы. Уже начали спускаться, когда солнце осветило верхушки гор и начался обстрел. Летели камни издалека, слышно было по звуку, но летели пока редко. Серёгу Орлова ударило в правое плечо. Повезло, что скользом, но синяк получился изрядный. Выход на гору планировали на послезавтра. На больших камнях сушили спальники, пуховки, шерстяные носки и прочие тряпки. Аккуратными кучками были сложены продукты на восхождение и общественное снаряжение. Из базового лагеря поднялся Володя Бирюков, последний участник восхождения. За кружкой чая он сообщил, что все восхождения откладываются. Надо свернуть верхний лагерь и всем участникам спуститься в базовый лагерь. Володя зачитал приказ Спорткомитета СССР о прекращении восхождений чемпионата СССР и вообще всех альпинистских мероприятий. На Памире из-за скверной погоды произошло несколько несчастных случаев с жертвами. Так в форточку палатки восходителей на пик «Москва» влетела шаровая молния. Один человек погиб, остальные получили увечья. Позднее, в 1995 году, я видел следы этой молнии на теле Володи Башкирова. Наш сбор был оформлен через спорткомитет Киргизской ССР и подчиниться приказу мы были обязаны. Володя Бирюков умчался во Фрунзе. Надо было переоформить документы на Киргизский совет ДСО «Спартак». Для советских профсоюзов непогода была нипочём и Управление альпинизма никаких альпинистских мероприятий не отменило. Образовавшийся 10-дневный перерыв все провели по-разному.

Завтра на маршрут

Большинство уехало во Фрунзе. Коля Щетников, мой друг и напарник по связке, тоже уехал по своим геологическим делам. Я, в числе группы из нескольких человек, съездил в Пржевальск. Немного поразлагались на базе альплагеря, да отмокли в Иссык-Куле. ПМы с Женей Стрельцовым удостоились приглашения в брезентовую геологическую палатку Кадырбека «на бешбармак». Пили чай, пили водку с кумысом, говорили. Часа через два в палатку зашел сын Кадырбека, мальчишка лет двенадцати и о чём-то пошептался с Кадырбеком.
- Пошёл барашка выбирать, степенно молвил Кадырбек. Ещё часа через миниатюрная хозяйка, повязанная платком с узлом на затылке, как у моей бабушки, торжественно внесла поднос с дымящимися бараньими мослами. Я выбрал кость с большим куском мяса. Организм, промытый зелёным чаем и кумысом, требовал пищи серьёзной. После трапезы труднее всего было усидеть за «столом», роль которого выполнял небольшой ковёр, застеленный цветастой скатертью. Очень хотелось лечь набок. Кадырбек свободно сидел, ловко сложив калачиком короткие ноги. Пили водку, пили кумыс, пили чай, говорили. Мне показалось, что пора уходить и я потихоньку сказал об этом Жене.

Весёлый Кадырбек
- Погоди, это ещё не конец.
Я уже засыпал, когда вошла хозяйка и что-то сказала Кадырбеку.
- Пошли руки мыть… Щас бешбармак кушать будем…
Воду из ковшика нам на руки поливала сама хозяйка. В лагерь я пришел совершенно одуревший от выпитого и съеденного. Бирюков вернулся с победой и уже 7августа наша группа из 7 человек подошла к концу перил, одиноко провисевших 10 дней. Веры им уже не было. Пришлось перебивать крючья и заново рубить оплывшие лохани. Погода была хмурая и камни падали редко. К вечеру вышли к скальному бастиону. Ночевать пришлось сидя в спальниках на скальной полке. Володя Комиссаров и Саша Онин разместились в скальной нише метрах в 20 ниже нас. К ночи небо очистилось, стало холодно и появились звёзды. Я, как знаток звёздного неба, показал коллективу видимые созвездия. Вид на Иссык-Куль закрывал скальный бастион. Чья-то попытка справить малую нужду вызвала дискуссию о «слепых» дождях в ночлежке Комиссарова и Онина. Их голоса поднимались к нам лёгким ветерком, дувшим вверх по склону. Бастион можно было попробовать обойти слева по льду, но мы пошли по скалам. На обрыдший за вчера лёд выходить не хотелось, да и круто очень. К 12 часам вылезли на верх бастиона. Там были две роскошные, ровные, как стол, площадки, хранившие следы бомбардировок камнями. Вверх уходил длинный крутой ледовый склон с невысоким скальным гребешком справа.

Пик Армстронга

День, слава Богу, выдался пасмурным, камней летело мало. Решили утром раненько, от греха подальше, с площадок уйти. Устраивать ночлег на льду под гребешком было безопаснее, но очень уж тяжело. Втроем с Сашей Ониным и Колей Щетниковым навесили под скальным гребешком все три имеющиеся веревки и вернулись к уже поставленным палаткам. Там на нас свалилась неприятность, откуда не ждали. Серёга Орлов лежал на двух поролоновых ковриках, запаянных в полиэтилен, лицом вниз и стонал. Такие коврики тогда выполняли роль кариматов. Комиссаров склонился над серёгиной левой пяткой, уже опухшей и имеющей пунцовый цвет. Идти дальше он не мог. Надо было что-то делать. Ещё 2 недели назад Серёга натёр себе мозоль, заклеил её пластырем и, благополучно, про неё забыл. Теперь настал час расплаты за беспечность. После короткого консилиума было решено делать операцию. Хирургом вызвался быть Володя Комиссаров, который раньше резал только хлеб, колбасу и арбузы. Скальпелем был перочинный ножик, подточенный на камушке, подкалённый на примусе и обработанный спиртом. Полстакана спирта дали выпить Серёге. Минут через 10 по озорным искоркам в глазах и несвязной речи, поняли, что анестезия подействовала. Я сел на Серёгу верхом и крепко захватил лодыжки. Мужики, позади меня, придержали его руки. Комиссаров, используя свой арбузный опыт, сделал два глубоких надреза под углом и вывернул наружу кусок пятки.

Серёга Орлов

Вырезанный кусок держался теперь на тонкой кожице. После первого же надреза Серёга взвыл и задёргался всем телом.
- У-у-у-у !!!
- А-а–а !!!
- Изверги !!!!
- Комиссар!! Падла!!! Спустимся - убью!!!
- Молчи, а то зарежу! – холодно молвил Комиссаров.
Серёга отчаянно взвыл и переключился на меня.
- Бочков !!! Сволочь!!! Спущусь – убью!!!
Я не преминул воспользоваться чужим опытом.
- Молчи, а то Комиссар тебя зарежет!
Серёга нечленораздельно и страшно выл, пока не нашёл новый объект.
- Света!!! Света Белова!!! Сука!!! Сука!!! Спущусь – на куски порежу!!! Убью! Убью!!!
- ука… ука… бью… бью… лёгкое эхо отскакивало от скального гребешка. Володя, между тем, вычистил бинтом гной из раны, высыпал в неё флакон пенициллина и стал пристраивать на место треугольный кусок пятки. Помазал пятку спиртом, залепил её свежим пластырем до лучших времён и объявил о завершении операции.

Санитары Серёгу отпустили, но он еще полежал, тихонько подвывая и поминая Свету Белову. Положение группы было непростым. Рано утром надо было уходить с опасной ночёвки. Вниз или вверх, вот в чём вопрос. Решили подождать до утра. Пока мы обсуждали перспективы, я глянул на Орлова. Он сидел около палатки и с наслаждением курил сигарету. Вся его поза и, особенно, пьяная счастливая улыбка выдавали состояние блаженства.

Володя Комиссаров
- Слушай, Серёга – решился спросить я, – а при чём здесь Света Белова?
- Да она, сука, рассказала моей жене, что меня ударило камнем! Я едва сумел из дома вырваться!
Далее прозвучала матершинная тирада, посвященная Свете Беловой, произнесённая, хоть и с выражением, но уже как-то умиротворённо. Счастливая улыбка вернулась на Серёгино лицо. Рано утром Серёга объявил, что идти может, и мы двинулись наверх. Вся группа уже растянулась по перилам, когда я шагнул в широкую лохань, вырубленную мною же накануне у нижней станции перил, и пристегнулся самостраховкой к ледоваму крюку. Через пару минут подошёл Володя Бирюков. Он был самым тяжелым в нашей команде и последнее место занимал именно по этому параметру. Участь последнего в группе весьма незавидна. Ледовые крючья не в счёт, но приходится выдёргивать скальные крючья, основательно и добросовестно забитые твоими товарищами. А это ой как непросто. На последнего летят все нечаянно задетые камни и куски льда при рубке ступеней. От всего этого надо увернуться. При всём этом Володя матерно ругался. К вечеру все мы уже знали, кто мы такие, сколько мозгов у нас осталось и куда нам надо идти. Удивительно, но в обычной жизни Володя ненормативную лексику вообще не использовал.
Володя пристегнулся к крюку и встал в лохани наклонившись, оперся руками о лёд. Страховочный конец был очень коротким, о чём я ему сказал.
- А на хрена он мне нужен вообще !? – Возбудился Володя.
- Я всё время болтаюсь на конце верёвке, а эта самостраховка только под ногами путается. Аргумент был сильным и я признал его правоту.
Наверху шла работа, народ перекрикивался и полз по верёвкам. Мы ждали, когда перила освободятся, я готов был идти наверх. Солнце осветило верхушки гор и полетели редкие, пока ещё, камни. Полетели прямо в место нашей ночёвки. Мы чувствовали себя в безопасности и порадовались, что вовремя оттуда ушли. Вдруг сверху, из-за перегиба склона вылетел здоровенный чемодан.

Медленно беззвучно вращаясь, он ударился о лёд и рассыпался на тысячу осколков. Осколки, набирая скорость, противно взвыли. Весь камнепад летел мимо, только две тонкие плитки диаметром около трети метра, летели на ребре синхронно рядом и слегка косили в нашу сторону.

Лёгкое волнение уже через несколько секунд переросло в волнение нелёгкое. Та плитка, что потолще и потяжелее должна была пройти ниже, а вот та, что потоньше, целила точно в нас. Айсбайль в боевое положение я привести не успел и, в последнюю секунду, выпрыгнул вправо вверх. Длина самостраховки позволяла.

Володя сделал единственное, что позволяла ему его самостраховка. Он вильнул кормой, уходя от камня.

Когда я, вытирая кровь из расквашенного носа, вылез в лохань, неожиданно пошёл снег. Ослепительно белая левая ягодица Володи мелькнула в разрезанных одеждах. Плитка разрезала всё, что на нём было, не задев тела. «Снег» шёл из распоротой пуховки.

Володя Бирюков

Вечером собрали все имеющиеся булавки и привели амуницию Володи в относительный порядок.

До ночёвки на крутых скалах добрались ближе к сумеркам. Площадки рубили трудно. Поднялась метель и мы начали вымерзать. Ледорубов было всего три, остальные айсбайли, мало пригодные для рубки и расчистки льда со скальной крошкой.

Поймал себя за тем что иступлённо и зло долблю уступ булыжником. Результат почти нулевой, но это была единственная возможность не замёрзнуть. Полноценные площадки изобразить не удалось. Обе палатки свисали на склон. Пришлось на ночь пристёгиваться к верёвке. Скальная стена была с ледовыми натёками и присыпана снегом. До гребня на следующий день дойти не получилось, и мы опять героически долбили натёчный лёд с камнями, чтобы хоть как-то переночевать. Все полки, которые при предварительном изучении маршрута, мы планировали под ночёвки оказались никуда не годными.

Только шестая ночёвка на гребне перед самой вершиной, была комфортной. Удалось поспать. Утро 13 августа после трёхдневной метели выдалось солнечным и спокойным.

На вершине Женя Стрельцов вынул из тура записку, которую он же сам и оставил на вершине 9 лет назад во время первовосхождения. На верхнее поле ледника мы спустились при ослепительно ярком солнце. Далее нам предстоял спуск по ледовым сбросам. Не доходя метров 5 до среза льда я организовал основательную станцию для крутого спуска, привязал 50-метровую верёвку (на восхождение мы взяли только пятидесятки) и бросил вниз конец со здоровенным узлом на конце. Первым пошёл Володя Комиссаров.

Ледовый сброс «Ни хрена себе!»

- Ни хрена себе! – произнёс он выразительно, заглянув вниз.
- Ну что там? – спросил я.
- Сам увидишь …
Сброс этот ещё снизу выглядел грозно, но альтернативой был только двух-трёхдневный переход по скальному гребню до удобного места спуска.

Обосновывался внизу он долго. Наконец, страховочная веревка освободилась и я вытянул её наверх. В это время вся группа сидела чуть выше меня на рюкзаках, покуривала и балагурила. Следующим пошел Коля Щетников.
- Ну как там? – спросил он.
- Сам увидишь - ответил я словами Космиссарова..
Заглянув вниз Коля произнес:
- Ни хрена себе! - и, остановившись, ещё раз простегнул перильную верёвку через спусковой карабин.

Это «Ни хрена себе!» повторил в точности каждый, подошедший к ледовому обрыву. Мне стало любопытно. Отправив последнего, я спустил на страховочной верёвку свой рюкзак, приготовил всё для продёргивания верёвки и , простегнув скользящий через верёвку, которую надо было дёргать, пошёл вниз. Спускаться я решил спортивным через спину. Верёвка двойная, я был без рюкзака, да и спелеологический опыт спусков в тёмные бездонные колодцы у меня был.

- Ни хрена себе! - Ледовый скол уходил внутрь так, что спускаться пришлось по чистому отвесу метрах в 10-15 от ледовой стенки. Пятидесятка едва доставала до крутого ледового склона, где скучковались мои товарищи. Поглубже завернув вокруг себя нижнюю руку с верёвкой, я благополучно спустился вниз. Боялся, что сожгу руки, но обошлось. Народ любезно подвинулся, выделив мне место в лохани ровно на одну ступню. Вниз полетел чей-то рюкзак. По красной баночке из-под моющего средства, которая вылетела из бокового кармана, и прыгнула в трещину я понял, что рюкзак был мой. В баночке были фотоплёнки. Те, что уже отснял и новые тоже. Рюкзак и почти все вещи я позже собрал под склоном.

После горы. Стрельцов, Комиссаров, Онин, Бирюков, Орлов, Щетников, Бочков

Наши приключения на горе получили огласку. Было множество шуток и подначек. История с Володей Бирюковым забавно продолжилась следующим летом. Киргизская и Томская спартаковские команды работали тогда по путёвкам в альплагере «Ала-тоо» в Каракольском ущелье. Стояли вместе на отшибе от лагеря под могучими елями. В томской команде были две хорошенькие девушки Вера и Наташа. Обе владели гитарой и красиво пели.

К вечернему костру «у кигизов» подтягивались мужики из других лагерных команд, хотя им приходилось форсировать полноводную вечером реку. Среди прочих, девчата дуэтом в две гитары пели популярную тогда песню Окуджавы, где есть слова:
- Пулею пробито днище котелка,
- Маркитантка юная убита…
Однажды, в минуту молчания после песни, Володя Бирюков задумчиво произнёс:
- Ну надо же! А я, дурак, пел:
"Матерь танкой юная убита..."
- Всё удивлялся, почему именно матерь и почему танкой, а не танком…
Уже следующим вечером песня прозвучала в новой редакции:
- Камушком пробита ж*па Бирюка,
- Матерь танкой юная убита.
К Свете Беловой, впрочем, это отношения не имеет.


Читайте на Mountain.RU:

К очередной годовщине альпинистской секции «Политехник»

Пик Революции. Четыре встречи

Соло на Победу в "запретные годы": новые подробности

Соло на Победу в 1978 году: подробности будут!

copyright Mountain.Ru 1999-2024